Жестокие войны русских князей с половцами — это не более чем миф. До 1115 года половцы воевали с Киевским государством, так как князь Черниговский Олег был их союзником, а киевские князья поддерживали тюрков, давних врагов половцев. За последующие сто двадцать лет соседства половцев и русских половецких походов на Русь было 5, русских походов на степь — 5, участий половцев в междоусобицах русских князей — 16.
Интересно и то, что половцы усердно крестились и вступали в брачные союзы с русскими. Сам Александр Невский был полуполовцем.
По словам Л.Н. Гумилева, везде, где православные бились с врагами веры (в Грузии — с мусульманами-сельджуками, в Болгарии — с латинянами и т. п.), половцы обеспечивали успех своей воинской доблестью.
Однако в русской историографии отношение к половцам, мягко говоря, не слишком хорошее. Н.М. Карамзин называл половцев «неутомимыми злодеями» и утверждал, что «мир с такими варварами мог быть только опасным перемирием». Приводя это мнение Карамзина в своей книге, Л.Н. Гумилев замечает: «Зачем же русские князья в 1223 г. пошли выручать половцев на Калку?»
Откуда же появилась неприязнь к половцам у известных русских историков (Татищева, Карамзина, Устрялова, Соловьева, Ключевского)? Основана она на безусловном доверии к оценкам автора «Слова о полку Игореве». Не оспаривая гениальность поэмы, все же отметим, что приводимые в ней оценки тех или иных событий основаны на личных симпатиях автора, его связях, вкусах и целях, которые нам не известны. А потому очень многое в этом памятнике культуры (или, точнее, в той его редакции, что дошла до нас) не соответствует действительности.
«Если бы была такая извечная вражда между русскими и половцами, то как объяснить, что наши предки дружили с половецкими ханами, женились на «красных девках половецких», принимали крещеных половцев в свою среду, а потомки последних стали запорожскими и слободскими казаками, сменив традиционный славянский суффикс принадлежности «ов» (Иванов) на тюркский «енко» (Иваненко)» (Л.Н. Гумилев).
Но не все русские историки поддерживали официальную версию. Были и те, кто осмеливался выступить против нее. Например, А.Ю. Якубовский писал в 1932 году: «Историография, заполненная рассказами о военных столкновениях с половцами, не сумела заметить того факта, что для отношений между русскими княжествами и Половецкой степью более характерными и нормальными являются не войны и набеги, а интенсивный товарообмен».
Еще более категоричны другие исследователи. Например, В.А. Пархоменко пишет: «Идея извечной принципиальной борьбы Руси со степью — явно искусственного, надуманного происхождения».
И еще немного о другом мифе. Предоставим слово Льву Николаевичу Гумилеву: «Что же касается политического единства степных народов, якобы способного противостоять Киевской державе в Х-XII вв., то это миф. Постоянные столкновения из-за пастбищ усугублялись институтом кровной мести, не оставлявшей места для примирения, а тем более для объединения. Степной хан скорее мог договориться с русским князем, считавшим, что «за удаль в бою не судят», нежели с другим степняком, полностью связанным родовыми традициями».