Любая внебрачная связь – это симптом брака, иначе говоря, это следствие внутрисемейных конфликтов, причем иногда даже совсем неявных. Многие люди, вступая во внебрачные связи, наивно полагают, что любовник или любовница – это как раз тот, кто им был нужен, да только встретился поздно.
Внебрачные связи практически во всех культурах мира не поощрялись. Где-то к ним относились суровее, где-то — мягче. А как с этим обстояло дело на Руси?
Языческое время
До принятия христианства статус женщины в браке определялся тем, была она взята замуж посредством умыкания или по сговору с представителями ее рода. «Умыкнутой» женщине никаких прав не предоставлялось, она была едва ли не личным имуществом супруга. Такую женщину муж мог покарать за измену, как ему угодно, даже убить. Зато сам муж ни в чем не был ограничен. Помимо того что в языческий период на Руси процветало многоженство, многие состоятельные и знатные мужчины имели наложниц. Если женщина была взята замуж по сговору с ее родней и получала приданое, она имела больше прав и могла потребовать, например, развод, если ее не устраивали романы мужа на стороне, но сама она не имела права ни на какие интрижки.
Византийский автор Маврикий, описывая нравы славян-язычников, отмечал целомудрие женщин и взаимную супружескую привязанность, царящую в семьях славян.
После принятия христианства
Православная Церковь настаивала на святости и нерушимости брака. Женщина, несмотря на то что по-прежнему была всецело подчинена мужу, в этот период все же получила некоторые права. В их числе — право требовать от мужа супружеской верности. Тем не менее, став христианами, мужчины продолжали изменять своим женам.
Известно, что длительное время среди знати, несмотря на яростное осуждение со стороны Церкви, сохранялся обычай иметь не одну семью, а две или даже больше.
Законы Ярослава Мудрого, относящиеся к XI веку, считают изменой мужа лишь тот случай, когда у мужчины появляются дети на стороне. Наказание за такой проступок — штраф.
В XII веке новгородский диакон Кирик, как явствует церковная переписка того времени, наивно вопрошал епископа, какое сожительство с наложницей считается грехом: тайное или явное?
Древнерусское священство руководствовалось «Отеческими правилами» Константинопольского митрополита Иоанна, где было сказано, что мужчину надлежит отлучить от Церкви «иже безъ студа и безъ срама две жены имеют». Тем не менее общество в целом смотрело на многоженство сквозь пальцы, особенно когда речь шла о князьях. В летописях отмечено, что князья Святополк Изяславич, Ярослав Всеволодович, Ярослав Владимирович Галицкий уже в христианскую эпоху имели вторых жен и наложниц. И, надо полагать, исключениями они не были. Иметь наложниц или вторые семьи знатные и богатые мужчины позволяли себе до XV века. В 1427 году митрополит Фотий в послании к псковичам запрещал в церковные старосты избирать троеженцев. На эту должность, как известно, претендовали самые состоятельные и степенные люди общины. В послании митрополита Ионы, написанном около 1456 года вятскому духовенству, заключается укоризна, что пастыри не обличают многоженцев. Бывали случаи, писал Иона, что некоторые имели до семи жен.
Наказание для таких «проказников» было исключительно со стороны Церкви. Провинившийся мужчина какое-то время не допускался к причастию, на него налагалась обязанность совершить определенное количество земных поклонов и т. п. При этом царь и иные богатые согрешившие могли откупиться от епитимьи пожертвованием в пользу Церкви.
А женщины и помыслить не могли о подобных поблажках. Измена мужа в отличие от измены жены не являлась поводом для развода.
Исключения из правил
Впрочем, бывали и исключения. В XII веке галицкий князь Ярослав Осмомысл настолько полюбил свою наложницу, которая в летописи именуется «Настаська», что ради женитьбы на ней решил отправить свою законную жену, дочку князя Юрия Долгорукого, в монастырь. Бояре, узнав об этом, схватили наложницу, самого князя заперли, а несчастную Настаську сожгли. После этого они взяли с князя клятву, что впредь он будет жить с женой «по закону». Впрочем, в этом поступке бояр читается не столько нравственный, сколько политический мотив. Юрий Долгорукий мог ведь и разгневаться.
Другой пример повествует о снисходительном отношении мужа к супруге. Мстислав Владимирович, сын Владимира Мономаха, как сказано у историка Татищева, «не скупо жен посещал». Когда он состарился, его молодая супруга позволяла себе некие шалости. И в ответ на замечания близких Мстислав будто бы сказал: «Княгиня как человек молодой хочет веселиться и может при том учинить, что и непристойное, мне устеречь уже неудобно, но довольно того, когда о том никто не ведает и не говорит».